И хотя «Бедные-несчастные» не хочется ни с чем сравнивать, на ум моментально приходит несколько примеров: Невеста Франкенштейна, Барби, Алиса в стране Чудес, Библия. Тут вам и буквально человек с именем Бог, населивший райский сад своими созданиями, и Адам – надежда Бога, и Ева созданная как бы с нуля, и яблоко в виде целой сцены созревания и удовольствия, и змей-искуситель. Только изгнание из сада не пригодилось, а змей оказался, простите, тупым. Белла сама хочет уйти из сада. Этот сад – не ее, в нем она кукла. Барби в Барбиленде, если угодно. И Барби Белла хочет узнать реальный мир.
А зрителям остается только упасть в ноги Эмме Стоун за то, как она это показала. Каждое движение, взгляд и слово, от неразумной Беллы до состоявшейся – работа настолько ювелирная, но при этом органичная, что волей-неволей начинаешь верить, что актеры действительно рождаются для своих ролей. Белла Эммы буквальна и прямолинейна, она не понимает, почему нельзя спросить женщину, трогает ли она себя, или треснуть орущему ребенку. Она учится владеть своим телом и разумом, но не хочет делать это так, как говорят мужчины. Потому что мужчины, показанные Лантимосом, существа хрупкие, чье достоинство зависит от поведения женщины. И женщины все время угрожают этому достоинству: слишком скромная – плохо, слишком раскрепощенная – плохо, глупая – ужасно, умная – вообще беда. Режиссер вплетает в повествование узоры стереотипов и ожиданий, а Белла разрывает их на ниточки самым радикальным и смелым способом, о котором что в настоящем, что в кино-мире пока не научились говорить: сексом. Для нее это морально нейтральное действие, необремененное взглядами патриархата. Она громко заявляет о своих желаниях и исполняет их, потому что подчинению ее не учили, и она не видит в нем смысла.